Город сгинул, последнего дома Как живое взглянуло окно… Это место совсем незнакомо, Пахнет гарью, и в поле темно. Но когда грозовую завесу Нерешительный месяц рассек, Мы увидели: на
Годовщину последнюю празднуй Ты пойми, что сегодня точь-в-точь Нашей первой зимы – той, алмазной Повторяется снежная ночь. Пар валит из-под царских конюшен, Погружается Мойка во тьму, Свет луны
«Где, высокая, твой цыганенок, Тот, что плакал под черным платком, Где твой маленький первый ребенок, Что ты знаешь, что помнишь о нем?» «Доля матери — светлая пытка, Я
Посвящено Б.В. Анрепу Высокомерьем дух твой помрачен, И оттого ты не познаешь света. Ты говоришь, что вера наша – сон И марево-столица эта. Ты говоришь – моя страна
Все ушли, и никто не вернулся, Только, верный обету любви, Мой последний, лишь ты оглянулся, Чтоб увидеть все небо в крови. Дом был проклят, и проклято дело, Тщетно
Памяти М. Булгакова Вот это я тебе, взамен могильных роз, Взамен кадильного куренья; Ты так сурово жил и до конца донес Великолепное презренье. Ты пил вино, ты как
В. С. Срезневской Вместо мудрости – опытность, пресное, Неутоляющее питье. А юность была – как молитва воскресная… Мне ли забыть ее? Столько дорог пустынных исхожено С тем, кто
Вижу, вижу лунный лук Сквозь листву густых ракит, Слышу, слышу ровный стук Неподкованных копыт. Что? И ты не хочешь спать, В год не мог меня забыть, Не привык
Вечерний звон у стен монастыря, Как некий благовест самой природы… И бледный лик в померкнувшие воды Склоняет сизокрылая заря. Над дальним лугом белые челны Нездешние сопровождают тени… Час
Вечерние часы перед столом. Непоправимо белая страница. Мимоза пахнет Ниццей и теплом. В луче луны летит большая птица. И, туго косы на ночь заплетая, Как будто завтра нужны
Весенним солнцем это утро пьяно, И на террасе запах роз слышней, А небо ярче синего фаянса. Тетрадь в обложке мягкого сафьяна; Читаю в ней элегии и стансы, Написанные
Бесшумно ходили по дому, Не ждали уже ничего. Меня привели к больному, И я не узнала его. Он сказал: «Теперь слава Богу, И еще задумчивей стал, Давно мне
Золотая голубятня у воды, Ласковой и млеюще-зеленой; Заметает ветерок соленый Черных лодок узкие следы. Столько нежных, странных лиц в толпе. В каждой лавке яркие игрушки: С книгой лев
Веет ветер лебединый, Небо синее в крови. Наступают годовщины Первых дней твоей любви. Ты мои разрушил чары, Годы плыли, как вода. Отчего же ты не старый, А такой,
Буду черные грядки холить, Ключевой водой поливать; Полевые цветы на воле, Их не надо трогать и рвать. Пусть их больше, чем звезд зажженных В сентябрьских небесах, — Для