Ольга Старушко: Песиголовцы
Этот страх с малых лет знаю. Книжка та на мове — от мамы: вон выходят ночами з гаю люди с волчьими головами. Как по воду пойдёшь к речке,
военные
Ольга Старушко: Пожар
Омытый жгучими слезами неопалимой купины, Донбасс — одно сплошное пламя, где плавятся металл и камень: огни от Сены не видны. Не вам приносят смерть снаряды, не к вам
Ольга Старушко: Через повешение
Пятнадцатый час в Запорожье не могут снести Ильича. И Днепр холодит пожелтевшую челюсть плотины. Но чу! Подцепили за шею — и тросом… Кричат. Сбылась голубая мечта копача дармового
Ольга Старушко: Две вершины
Ну что же ты застыл, курган Матвеев, на рубеже, где летом и зимой в клубах тумана, вихрях суховея Саур-Могилу видно по прямой? Там голосит, как раненая, птица среди
Ольга Старушко: Блиндаж
Да что же это, люди, как же так? Три русских школьника приходят в бундестаг и говорят про страшную войну. И в ней, войне, винят свою страну. Вчера не
Ольга Старушко: Призраки
Симонов и Сельвинский стоят, обнявшись, смотрят на снег и на танковую колею. — Костя, скажите, кто это бьёт по нашим? — Те, кого не добили, по нашим бьют.
Константин Симонов: Из дневника
Июнь. Интендантство. Шинель с непривычки длинна. Мать застыла в дверях. Что это значит? Нет, она не заплачет. Что же делать — война! «А во сколько твой поезд?» И все же заплачет. Синий свет на платформах. Белорусский
Константин Симонов: Товарищ
Вслед за врагом пять дней за пядью пядь Мы по пятам на Запад шли опять. На пятый день под яростным огнем Упал товарищ, к Западу лицом. Как шел вперед, как умер на бегу, Так и упал
Константин Симонов: Убей его
Если дорог тебе твой дом, Где ты русским выкормлен был, Под бревенчатым потолком, Где ты, в люльке качаясь, плыл. Если дороги в доме том Тебе стены, печь и
Ольга Старушко: Смертная колыбельная
В небе шелест, в небе свист, баю-бай, ложись, ложииииись! Заворкуют пули, чтобы мы уснули. Всю семью в одной могиле здесь вчера похоронили: комья взорванной земли — всё, что